Сегодня мы расскажем вам об одном из прихожан храма Казанской иконы Божией Матери — Филиппе Антоновиче Бондарчуке.
К сожалению, его уже нет с нами. Но многие старожилы его хорошо помнят и всегда вспоминают добрым словом, ведь этот человек сделал многое для храма в непростые 70-е и 80-е годы.
Также сохранилась видеозапись беседы отца Александра с Филиппом Антоновичем, где тот рассказывает о своем непростом детстве на оккупированной немцами территории. В наши дни эти слова звучат особенно актуально: «Родился я на Украине, в Винницкой области. Было нас трое детей. Отец — коммунист. Но при этом семья была верующая. В доме в красном углу висели иконы. Мама ходила в церковь.
Незадолго до войны отца не стало. К лету 1941 года я окончил 8 классов, было мне 15 лет. А когда началась война, нашу область довольно быстро оккупировали немцы. За эти два с половиной года многое пришлось пережить…
Я рос пацаном шустрым, можно сказать, хулиганистым. Но учителя понимали, видимо, что человек я надежный. Поэтому давали мне задания от партизан. В основном мы наблюдали за дислокацией немцев и рассказывали об этом нашим.
Но дальше своей деревни нам запрещалось уходить. А как иначе передать сведения? Приходилось убегать тайком. Дважды за поимку вдали от дома избивали полицаи. До полусмерти. Били саперной лопаткой прямо по спине, по почкам. Сознание терял после нескольких ударов. Потом в сарай бросали. А мама искала меня, приносила домой и выхаживала.
А однажды мне пришлось быть в 50 км от дома. Выполнил я поручение — и назад домой. А в один из поселков, куда я зашел на обратном пути, немцы нагрянули. Пришлось мне бежать. Смотрю — кладбище впереди. Там склеп — в землю уходит. Забежал, а там два гроба. Дотронулся до одного, а он полусгнившим оказался. Другой — крепкий. Я и забрался в него, кости в сторонку сдвинул, закрыл крышку и замер. Немцы на кладбище пришли, дали несколько очередей из автоматов! Чудом меня не задело. Так я и остался в гробу лежать, пережидать. Проспал там всю ночь. Наутро проснулся, вылез, а куда идти, не знаю!.. Кое-как добрался до родной хаты. Мать рассказывала, что на мне тогда лица не было, и рассказать я ни о чем не смог. Только месяца через два оправился от пережитого.
Наши войска пришли в 1944 году. К тому времени мне уже 18 лет исполнилось, и я пошел служить в Красную Армию. Служба длилась шесть лет».
Надежда Носкова
